ХОЧЕШЬ – БЕРИ

Автор: rony-robber
Фандом: Bleach
Бета(ы): приглашаются желающие
Рейтинг: PG-13 (ну очень прозрачные намёки на хентай!)
Жанр: можно сказать – Memories
Пэйринг: в главной роли – Кенпачи
Общее предупреждение: да, собственно, никаких. Разве что вы просто не любите читать про отморозков))
Содержание: даже капитан Одиннадцатого отряда склонен иногда предаваться воспоминаниям.
Дисклеймер: персонажи, придуманные Кубо Тайто, принадлежат Кубо Тайто; обстоятельства и эмоции принадлежат мне. Никаких финансовых целей не преследую – написано исключительно на почве любви к Бличу. Размещение фика – с согласия автора. Ссылки желательны.
От автора: я считаю, что такой колоритной личности, как Кенпачик уделяют незаслуженно мало внимания. Хочется исправить эту оплошность.

1
Не, ну вы только посмотрите на него – какой пафос с такой-то рожей!
Исключительно расчётливое глумление над противником.
Смерть через усекновение.
Просто и без умствований.
Потому что Зараки Кенпачи не любит утруждать себя мыслями, кого и за что он убивает. Его переживания по этому поводу всегда сугубо меркантильны – как убить, чтобы это было подольше и покрасивее. Точнее, главное, чтобы было подольше, а красиво или нет – это уже излишества. И роскошь качественного развлечения выпадала ему ой как нечасто!

2
Сколь он себя помнил в Руконгае, он всегда был голоден. Хотелось жрать до невозможности. До помутнения рассудка и пелены в глазах. Порой, когда пелена рассеивалась, он обнаруживал, что только что укокошил очередного беднягу ради пары грошей, тут же оказывающихся в загребущих лапах одного из торгашей 60 района.
Съестного хватало ровно настолько, чтобы дотянуть до следующей драки. И до очередных медяков, равнодушно выгребаемых из-за пазухи грязными пальцами, изредка пахнущими дурным саке.

3
Как она могла обратить на него внимание, он так и не понял. Наверное, среди прочих его выделил всё тот же голодный яростный блеск в глазах, сверкающих из-под свалянных грязных косм.
Обтрёпанные лохмотья, немытое жилистое тело, вспухшие вены на ручищах и жалкая зазубренная катана, за неимением ножен, замотанная в чистую (относительно всего остального внешнего вида) тряпицу.
Оборванец. Форменное пугало. Человеческие отбросы из разряда «быдло уличное – неуправляемое и опасное».
Что она в нём нашла – ухоженная развратная стервочка одного из благородных родов Сейретея?
Может, своих, холёных да откормленных, шинигами стало мало. Может, просто занесло лихим ветром в Руконгай искать приключений на свою… ну, в общем, задницу.
Нашла.
С лихвой нашла.
Сначала напоила, накормила, а потом спать потащила.

4
Кенпачи не имел каких-либо пристрастий или предпочтений. Он всегда хотел есть. Он любил убивать. И он хотел жить. Или хотя бы существовать. Но речь не об этом.
В тот раз Кенпачи осознал, что, оказывается, любит красный цвет. Появилось осознание того, что ему нравятся все его оттенки – от ясного алого, как цвет крови из прокушенной губы, до тёмно-вишнёвого, цвета венозной крови… Такого цвета было её кимоно.
- Запомни, - говорила она ему, небрежно и уверенно развязывая пояс, - Хочешь – бери. Остальное не имеет значения.
И он взял. Да так, что дамочке на утро пришлось вызывать доверенного слугу, чтобы тот привёз ей новое кимоно и какую-никакую косметику – замазывать кровоподтёки, укусы и ссадины.

5
Они встречались ещё трижды. Ещё целых три раза Кенпачи был чист, сыт и удовлетворён.
На следующие свидания шинигами благоразумно запасалась зельями из закромов Четвёртого отряда, дабы иметь возможность восстановить силы и выглядеть поприличнее после совместно проведённой ночи.
Поэтому Зараки не сдерживался и следовал совету, данному ей ещё в первый раз: «Хочешь – бери». Он был голоден. Он хотел. Он брал.
Порой она кричала, отбивалась, но для него это не имело никакого значения. И, судя по жадному блеску в её глазах, её это тоже мало заботило.

6
А потом был прорыв Меносов в четвёртом секторе.
Кенпачи тоже дрался. Тогда вообще дрались все, кто не хотел, чтобы его слопал и переварил один из этих ходячих монументов.
Потасовка была знатная! Шинигами порхали вокруг Меносов как пчёлы над цветущим лужком – рубились с полной отдачей и вынудили Меносов (тех, что остались в живых) отступить обратно в свою скудную пустыню.
Кенпачи на радостях даже пришёл раньше в ту гостиницу, которую они облюбовали для встреч. Но её не было.
Не пришла она и на следующий день. А потом Зараки совершенно случайно узнал, что Тринадцатый отряд, где она служила (капитан которого, кажется, приходился ей роднёй), оказался первым на пути прорыва и понёс самые существенные потери…
И он снова был голоден.
А от этого мимолётного приключения осталась лишь склонность к красному цвету.
Теперь он не спешил уходить с места кончины очередного неудачника, попавшегося ему на пути. Он позволял себе постоять и некоторое время полюбоваться, как кровь растекается по грязным выщербленным плитам улиц 60 района Руконгая.

7
Это мелкое розоволосое создание. Этот ходячий кавай… Словом, как вообще он мог привязаться (что это за слово вообще такое?) к подобному недоразумению!
Таким вопросом задавались те немногие, кто претендовал на роль хоть каких-то знатоков тонкой душевной организации Зараки Кенпачи.
А у него подобных вопросов не возникало никогда. Ведь они просто были похожи.
Похожи тем, что у обоих напрочь отсутствовало чувства страха. То есть вообще – в принципе и в абсолюте.
Оно, это чувство, давно отпало за ненадобностью. Страх для них являлся таким же рудиментом, как хвост для человека – был-был да отвалился.
И в этом они сошлись.
Да, пожалуй, они сошлись ещё и в том, что оба страдали непроходящим топографическим кретинизмом. Точнее, страдали от этого окружающие стены и шинигами из стройбата, вынужденные вот уже сколько десятилетий кряду латать прорехи в сейретейских заборах и домах.

8
Он был слабаком.
Не, действительно, он был настоящим слабаком! Совсем непохожим на остальных капитанов, чьи истинные способности впоследствии выяснил Кенпачи.
Зараки зарезал его так быстро что не почувствовал ничего, кроме разочарования. Прямой выпад под ребро, прокрут, поймать на отходе и зазубренным лезвием по шее… Даже кровь этого шинигами показалось не такой красной, как он любил. Она всего лишь растеклась блёклой лужицей под подошвы и быстро испарилась искрами.
Заверещала на радостях Ячиру. Заворчали, зашевелились за спиной столпившиеся шинигами Одиннадцатого отряда.
Он неспешно огляделся по сторонам, ловя на себе взгляды – шокированные, злобные, ошарашенные… вызывающие, угрожающие, наглые. И довольный оскал озарил скуластое лицо – ему тут уже определённо нравилось.
Он будет сыт. Здесь он точно не будет голодать.

9
Очень быстро все в Одиннадцатом отряде поняли, что нельзя злить капитана и лейтенанта.
Точнее, нет, не так – нельзя подавать им надежду на то, что они могут от души и со вкусом подраться. Потому что это было чревато форменным светопреставлением!
Многие потом искренне жалели того несчастного Меноса, которому вздумал попастись на просторах Руконгая в ту ночь, когда в патруль назначили Одиннадцатый отряд, возглавляемый новым капитаном.
В тех деталях, которые позже были предоставлены Маюри для его сумасшедших опытов, только большой знаток смог бы опознать остатки некогда здорового и упитанного Меноса.

10
В скором времени в Сейретее появилась новая поговорка: Зараки Кенпачи не ищет лёгких путей – он их прокладывает. Сквозь стены.
Или сквозь тех, кто ненароком пересёк намеченный им курс.
И вообще, шинигами из Четвёртого отряда стонали, жаловались, но продолжали лечить всех тех, кто попался под руку капитана Зараки и сорвиголов из его окончательно распоясавшегося отряда…
Хотя покажите мне смельчака, который бы осмелился как-то задеть любого шинигами из Одиннадцатого отряда.
Ха, не смешите мой банкай!
Даже если это был распоследний пьяница и дебошир, его всё-равно не осмеливались наказать, поскольку Кенпачи стоял за своих не то что горой, а целым горным хребтом! Поэтому провинившихся предпочитали сразу сдавать ему на руки. Ведь всё равно Кенпачи свершит правый суд – ну, разве что, убьёт ненароком, так это его личное капитанское дело!

11
Мошкара, случайно залетевшая в Общество душ, оказалась на редкость назойливой. И удачливой – чего уж там греха таить.
Так, по крайней мере, думали многие в Совете и надеялись, что проблема с незваными гостями рассосётся как-нибудь сама собой – пройдёт как насморк.
Но уж Кенпачи точно знал, что отнюдь не везением можно было объяснить поражение Иккаку и Ренджи – двух отчаянных сорвиголов, воспитанных в самых лучших традициях Одиннадцатого отряда.
И он отыскал его в хитросплетении сейретейских улиц. Отыскал этого рыжего долговязого пацана с диким взглядом и ещё более дикими представлениями о том, как следует себя вести на чужой территории.
Как же они дрались!
Давно, уже очень давно ему не было так хорошо! За одно это он был готов убивать мальчишку раз за разом, даря ему в благодарность истинное упоение боем. Давно он не был так свободен – не стеснён ни рамками уже приевшегося капитанства, ни повязкой, блокирующей духовную энергию.
И, падая на развороченные плиты мостовой, он улыбался сыто и счастливо.

12
Да уж, в этот раз его действительно получилось удивить. И отнюдь не тем, что рыжий паршивец был повержен, а тощий Пятый из Эспады оказался на удивление долгоиграющим противником.
Неподалёку от места битвы, с высоты крепостной стены Лас Ночес, за сражением наблюдали несколько арранкаров, в числе которых была и она.
Теперь у неё было другое имя, и она больше не носила кимоно цвета свернувшейся крови. Белая арранкарская куртка ныне прикрывала едва ли половину полной смуглой груди, впрочем, и много лет назад она не отличалась избыточной скромностью.
Ему было глубоко наплевать, каким образом она очутилась здесь. Проблема превращения шинигами в Меноса, а затем Меноса в арранкара могла быть интересна Маюри, но никак не ему.
Всё это сейчас означало лишь одно – они снова будут драться. Только в этот раз полем боя будет не старый футон в дешёвой гостинице на окраине Руконгая, а бескрайние пески Уэко Мундо. Или Каракура. Или сам Сейретей.
Не важно.
Ведь, в конце концов, победит именно тот, кто первым возьмёт то, что хочет.